Автор: Umeko_Matsuki
Бета: Kerida-Atlantic
Пейринг: Конохамару/Сакура
Рейтинг: PG-15
Жанр: romance, angst
Состояние: закончен
Дисклеймер: герои и вселенная принадлежат Кисимото Масаши
Предупреждение: Возможно, вам покажется, что герои ООС - ваше право.
Предупреждение 2: Таймлайн – 7YL (+7 лет), так что никакого
Размещение: Исключительно с моего личного разрешения. Размещение в любом другом месте без моего ведома = очень неприятный разговор об авторских правах.
От автора: Удивительно, но, вдохновленная этим пейрингом, я работала почти месяц, выписывая обоснование. В тексте осталось несколько авторских подписей, от которых я просто не смогла удержаться, но гет-фанфик такой длины и объема у меня первый.
Написано в рамках цикла абсолютных случайностей. Эта пара появилась после игры в два коробка, который мы реализовали вместе с Наденькой, и это фик - первый из пятнадцати.
C посвящением Наденьке, которая являлась вдохновительницей этого фанфика (заметь, без тройничка СасуНаруСай!).
С благодарностью reijin (purka_rina), которая слушала все мои истерики.
читать дальшеИ тогда она говорила: «Я не могу». Измученными глазами, но без толку: «Я больше не могу, Саске, не могу». Ей всегда хотелось объяснить, показать, доказать, но он смотрел на нее все с тем же пренебрежением, а она отвечала все той же болью: «Не могу, не могу», - и шептала про себя: «Ты же уйдешь, Саске… Черт, ты же все равно уйдешь…»
Он действительно уходил, а за ним и все остальное – цвета, звуки, запахи, фактуры, слова, мысли, - оставались только воспоминания: «Здесь пахло ванилью, здесь пахло ванилью». Саске каждый раз покидал ее беспощадно – за ним всегда уходил Наруто.
И тогда она просыпалась.
Наруто залпом выпивает третью чашку остывшего чая, ставит ее на стол, рассказывает возмущенно:
- Я так и знал, что нам дали не всю информацию по миссии! Я говорил ребятам, что это абсурд, но они меня не слушали. Черт, из-за этого пришлось возвращаться, понимаешь?
Она кивает головой и наливает ему еще чая. У нее уже давно нет ни сил, ни желания возмущаться из-за того, что он опять пришел посреди ночи, без предупреждения, без приглашения. Она уже настолько привыкла к этому, что иногда, когда, измученная своим бесконечным кошмаром, просыпается посреди ночи, ей кажется, что он сидит на корточках возле кровати и сейчас осторожно тронет ее за плечо: «Просыпайся, Сакура-чан. Прости, но просыпайся». Тогда ей до боли хочется, чтобы так оно и было, но почему-то именно в эти моменты его нет рядом.
Наруто всегда уходит от нее за час до рассвета – она провожает его с легким сожалением, которое тоже успело войти в привычку.
- Когда сможешь прийти снова?
Он, нахмурившись, трет виски.
- Шикамару сказал, что ему нужны сутки, чтобы собрать всю информацию, значит, мы выйдем сегодня вечером. Если все пойдет хорошо, то, я думаю, две недели нам хватит, - он останавливается у порога, оборачивается, скользя обеспокоенным взглядом по ее лицу. – У тебя все хорошо?..
Он выглядит встревоженным, кажется, по-настоящему волнуется за нее, пытается найти в ее взгляде колкие бирюзовые льдинки – первый признак того, что ей действительно плохо, но никогда не найдет. Рядом с Наруто ее взгляд безвозвратно теплеет, и в ее глазах нельзя найти ничего, кроме ласковой улыбки. От этого и больно, и как-то правильно одновременно – ему незачем знать. Что она может сказать ему? «Не уходи, я нуждаюсь в тебе, и мне жаль, что я так поздно это поняла»?
Она улыбается, нежно коснувшись его плеча:
- Да.
Узумаки несколько раз кивает и добавляет устало:
- Саске не смог прийти. Он ранен, так что мы с Саем отправили его в госпиталь, показаться медикам - жаль, что вы там не пересеклись. Ты не думай, Сакура-чан, ничего серьезного, но ты же его знаешь – он сам никогда бы не пошел. Вечно его заставлять нужно. Но в следующий раз мы с ним вместе к тебе придем, я уверен, - он молчит немного, потом повторяет. – Да, я уверен.
- Хорошо, Наруто, я буду ждать.
Но она врет – она не будет ждать. Потому что и Наруто произнес единственную ложь, которую может себе позволить, - Саске никогда к ней не приходил. Не придет и теперь.
Она закрывает за ним дверь – от сна не осталось даже тени, но, может, оно и к лучшему. До рассвета еще часа два, не больше, так что на сон уже нет времени. Она возвращается к столу, берет в руки чашку, из которой пил Наруто, несмело, почти невесомо касается губами края – как это делал он несколькими минутами ранее, и от осознания этого сердце предательски сжимается, дышать становится тяжелее. Она понимает, что это неправильно, ощущает свою никчемность, немую, давящую, угнетающую, и сейчас в ней нет ничего более ядовитого, чем настойчивые «А если бы…»
А если бы ты не была настолько слепа к своему сердцу, могла бы ты быть счастлива, Сакура? Ты знала о его любви – теплой, нежной, готовой на все, но выбрала свою обезображенную мечту, безупречную ложь самой себе, что «спасибо», которое она услышала от Саске в ту ночь, что-то значило, и кормила этой надеждой свое чувство.
Наруто выполнил все-таки свое обещание, и Сакура должна была бы чувствовать себя по-настоящему счастливой, но ее детская любовь, красивый и сильный мальчик, который нравился всем, стал колкой непроглядной тьмой, безжалостной пустотой, и ей было невыносимо рядом с ним. Привычное презрение в его глазах сменилось отсутствием эмоций, он смотрел сквозь нее, не отвечая, не слушая, не реагируя, разворачивался и уходил, не говоря ни слова. Она шептала одними губами: «Почему, Саске? Почему?», - оставляя себе непрошенные объяснения: «Я же старалась, Саске, пыталась. Я ждала тебя сильнее, чем кто-либо, была готова на все, чтобы тебя вернуть. За что ты так со мной?» Однажды Саске все-таки ответил ей, тонкие губы тронула тень раздражения – такая знакомая, он посмотрел ей в глаза, сказал: «Ты не понимаешь». Это было ее виной, ее клеймом – она действительно никогда не понимала его, любила, принимала, боготворила, жалела – но не понимала. Наруто – понимал, пусть и не полностью, заслуживал того, чтобы быть рядом с ним - после спаррингов они сидели рядом, соприкасаясь плечами, и Саске в такие моменты прекращал быть усталой тьмой. А она просто не заслуживала этого, она не заслуживала его осторожных, почти ласковых прикосновений к плечам, запястьям, щекам, которые получал Наруто. Поначалу она плакала, пыталась себя убедить в том, что это пройдет, что Саске привыкнет, примет ее, разглядит в ней не слабую плаксивую девочку, а сильную женщину, заслуживающую того, чтобы быть рядом с ним. Но этого так и не случилось.
Наруто долго метался между ними, – между ней и Саске – но выбрал заклятого друга, свою достигнутую цель, свою причину того, чтобы двигаться дальше, потянулся за ним, принимая все, что он говорил и делал, чтобы оставаться рядом. Спустя несколько месяцев они снова составили команду, где уже не было места для нее – третьим шиноби стал Сай. Знающий, что такое беспощадная потеря, прятавший в себе боль долгие годы – так же, как Наруто и Саске, - он стал их третьим необходимым звеном, чем-то похожий на каждого из них. Она понимала, что это был наилучший выбор, и не представляла, как сама могла бы выдержать матовый темный взгляд Саске, взгляд, направленный на Наруто и только на него, будто никого больше не существует. Команда номер семь улыбалась только на старой фотографии, которую Сакура уже давно убрала в стол, чтобы прошлое, пусть и радостное, светлое, перестало разъедать ее изнутри.
Сейчас она не знает, любит ли самого Наруто или ту счастливую жизнь, которую могла бы прожить с ним, но чувствует его в себе – непроходящей раной. Наруто занял место Саске, надежный, заслуживающий ее любви. Он рядом с ней всегда: когда она работает в госпитале – он видится ей в каждом пациенте, когда гуляет по Конохе – в каждом идущем навстречу незнакомце, когда она болтает с другими куноичи - ловит себя на том, что снова говорит о нем, хотя, кажется, уже рассказывала эту историю. Разговаривать с Наруто, даже когда он на миссии за несколько километров, уже давно вошло у нее в привычку – она постоянно представляет, как делится с ним всем, что произошло с ней за то время, пока он был далеко, мыслями, чувствами, как он тепло и ласково улыбается, вставляя в ее рассказы свои истории. Как они вместе смеются над всем этим. Вместе. Она думает о том, что нет ничего болезненнее, чем любовь к своим воспоминаниям, вечная обращенность к прошлому. Она хочет выжечь Наруто из себя, но не от обиды или ненависти за то, что он счастлив сейчас, а она не может понять, есть ли внутри что-нибудь живое. Просто она с удовольствием ампутировала бы в себе все сильные чувства – и Наруто был бы первым. Жаль, что этого никогда не случится – нужно ждать, что он уйдет из нее сам. Или что Саске снова заберет его.
Жаль-жаль-жаль. Это злое слово – «жаль» – бьется у нее в горле. Ей жаль, что так получилось, и жаль, что больше ничего не поправить, не изменить, только прожить или пережить. Это сожаление – беспощадное – душит ее каждый день, душит шансом на счастье. Упущенным шансом. У тебя была его любовь, а сейчас, Сакура, довольствуйся украденными минутами после миссий, когда он приходит к тебе по ночам. Его нежность было невозможно потерять, но ты все-таки смогла.
***
День тянется так же бесцветно, как и обычно, вот только, вспоминая о ночном визите Наруто, она легко улыбается уголками губ. В работе она теряет ощущение реальности – становясь свидетельницей чужой боли, ей почти кажется, что она сама испытывает ее. Эта мнительность – в общем, паршивая, но спасает от ненужных мыслей, она выписывает рецепты и дает назначения почти механически, ведомая желанием избавиться от боли, пусть и ей не принадлежащей. Рядом сочувственно вздыхает Ино:
- Ты сегодня плохо выглядишь.
Сакура улыбается – несколько лет назад она бы обязательно обиделась на подругу, невозмутимо вышла из кабинета и в коридоре начала поправлять прическу и макияж, сосредоточенно разглядывая свое отражение в пудренице, пытаясь понять, что с ним не так. Когда-то Тсунаде предупреждала ее, устало потирая переносицу: «Не пытайся взять на себя больше, чем сможешь вынести. Есть вещи, которые ты не в силах изменить хотя бы потому, что они от тебя не зависят». Тогда она – еще совсем глупая девчонка – думала, что нет ничего проще, это совсем очевидные вещи, конечно же, она не будет, она поймет, различит, не будет растрачиваться попусту. Теперь она понимала, что сказать себе: «Оставь», - и оставить – гораздо тяжелее, чем истязать себя болью, обвиняя в происходящем. А Пятая шутила: «Одиночество превращает тебя в усталую, никому не нужную тетку».
Как же она была права.
- Не выспалась, - лаконично объясняет Сакура, убирая волосы со лба.
Ино качает головой.
- Так не пойдет, подруга. Тебе нужно отдохнуть, - она скрещивает руки на груди, задумывается, добавляет тихо. – И мужика.
Сакура ничего не отвечает, задумчиво глядя в окно. «Наруто, Наруто, Наруто» - бьется в венах, и ей ничего не хочется с этим делать.
День уже почти закончен, она прощается с Ино, мягко целуя ее в щеку, улыбается почти счастливо, но внутри растет сосущее чувство пустоты, утомляющее, жестокое. Сакура знает, что может довериться Яманаке, рассказать ей о том, что чувствует, попросить совета или просто выговориться, и та в любое время выслушает ее и поддержит, но она не может. Она не умеет говорить о своей боли, как ни крути, и сколько бы она не пыталась начать этот разговор, всегда переводит его на другую тему, уводит от ран, которые так долго хранит в себе. Иногда она ловит себя на мысли, что, возможно, ей просто нравится страдать, нравится испытывать боль, доказывающую, что внутри еще есть что-то чувствующее, живое, уязвимое. И от этого ей становится еще хуже.
Она несколько раз мотает головой из стороны в сторону, подходит к зеркалу. Ее отражение – уставшая, кем-то забытая девушка-весна с нежными зелеными глазами, лишенными того блеска, который обычно бывает у влюбленных женщин. Она вздыхает. Не сказать, что некрасивая, скорее, какая-то безнадежная, но милая. И что с того?
Перед тем, как уйти домой, она должна кое-кого навестить, она кожей чувствует, что он ждет. Она сама не знает, почему не может отказать ему и всегда приходит после работы, но с ним тепло и уютно, и ей это нравится. Она толкает дверь его палаты и заходит – Конохамару сидит на кровати, скрестив ноги перед собой, и читает ту книгу, которую она оставила ему вчера. Он поднимает голову:
- Ой, привет, Сакура-чан! Я испугался, что ты сегодня не придешь.
Она садится на стул рядом с его кроватью, отвечает:
- Здравствуй.
Он улыбается, и этой улыбкой становится похож на Наруто, - взгляд Сакуры снова теплеет, она забывает, как дышать. Он наклоняется чуть вперед, заглядывает в ее глаза, произносит серьезно:
- Слушай, Сакура-чан, я хотел бы тебе сегодня ее вернуть. Подождешь немного? Я почти дочитал.
Она кивает, достает из сумки несколько яблок, привычными движениями чистит их и режет на дольки. Это что-то сродни ритуала для тех, кто становится ей дорог: Саске, Наруто, Какаши-сенсей, теперь и Конохамару. Он почти нужен ей, он почти дорог ей, и иногда она хочет избавиться от этого «почти».
- Яблоки! – восхищенно восклицает Конохамару, оторвавшись от книги. – Спасибо, Сакура-чан!
Она помнит его еще совсем ребенком – хвастливым самоуверенным задиристым мальчишкой, таким раздражающим и умиляющим одновременно. Младший Сарутоби и Узумаки прекрасно понимали друг друга, и она была рада, что Наруто нашел себе младшего брата, как две капли воды на себя похожего. Даже мечта у них была одна на двоих – стать Каге Листа, и в те моменты, когда они смотрели на Гору Хокаге, на их лицах поселялось до боли похожее выражение восхищения и твердой уверенности в своих силах. Когда Наруто отправился на свою долгую тренировку с Джирайей, на три года путешествий и приключений, у своего дома она встретила Конохамару. Он сосредоточенно пинал мелкие камешки, сунув руки в карманы, но, стоило ей подойти ближе, поднял голову, буркнул будто обиженно: «Надо поговорить». Она приветливо улыбнулась, кивнула, соглашаясь, но он продолжал разглядывать ее исподлобья. Только спустя несколько месяцев она поняла, что мальчик просто был до смерти смущен таким разговором.
- Послушай, Сакура-чан, - тихо начал он, потом откашлялся, начал говорить чуть громче и тверже. – Босса некоторое время не будет в Конохе, и он попросил меня следить за тобой.
- Да ну? – она удивленно приподняла брови.
Конохамару снова прокашлялся, хотя это явно было способом заполнить паузу и собраться с мыслями, нежели необходимостью.
- Почти. Он велел мне охранять тебя и защищать, если за время его отсутствия на тебя кто-то нападет.
Она ничего не ответила, продолжая наблюдать за ним, он покрылся легким румянцем.
- Ладно, он не велел. Я сам решил.
Она рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. Конохамару умел быть милым, когда не был утомительным и раздражающим. Она с почти материнской нежностью посмотрела на него, присела на корточки, глядя ему в глаза.
- Я уже большая девочка, Конохамару, и могу сама о себе позаботиться, а вот тебе стоило бы больше внимания уделять учебе и тренировкам. Но спасибо за твое желание оберегать меня.
Он поджал губы – на лице мгновенно появилось выражение нечеловеческого упрямства, которое она не раз видела у Наруто.
- Ты еще глупая и ничего не понимаешь, - он развел руками. – Но я решил тебя охранять и буду! Даю слово.
Она вздохнула. Сам он глупый. Упертый мальчишка, к тому же наглый.
- Как хочешь, - она встала, развернулась и направилась к своему дому, бросив через плечо. – Только не надоедай мне.
Но он не послушался – следующие несколько месяцев постоянно крутился возле нее, прятался, маскировался, но она все равно замечала его. Иногда ругалась, угрожала, отвешивала подзатыльников, иногда просто проходила мимо, закатывая глаза или качая головой: «Лучше уж чем-нибудь полезным занялся». Она даже как-то попросила Асуму-сенсея, чтобы тот поговорил с племянником, вразумил его, заставил отказаться от этой затеи, но тот лишь развел руками – Конохамару прислушивается только к тому, что говорит Наруто.
После тренировок с Тсунаде она возвращалась домой измученная и уставшая, но младший Сарутоби неизменно шел рядом, болтал какую-то ерунду:
- Тебя обязательно нужно спасти, только вот от чего…
Она вздыхала и раздраженно думала о том, что можно попросить Кибу или Шикамару напасть на нее, лишь бы этот мальчишка от нее отвязался, потом подозрительно косилась на его сосредоточенное лицо и отказывалась от этой идеи – кто знает, что он может выкинуть. Потом вернулся Наруто, она все меньше виделась с Конохамару и все больше – с опасностью. Новая жизнь открылась перед ней выматывающими днями, трудными решениями и болью, о которой она не любила вспоминать. Многие миссии, бои, ледяные глаза Саске, кусающий губы Наруто, терзаемый мучительным выбором – друг или деревня.
Захваченная собственными воспоминаниями, она смотрит перед собой невидящим взглядом. Из этого странного состояния ее выводит короткая вспышка боли: нож соскочил со скользкого яблока и задел палец – тонкий порез на нежной коже. Она невольно вскрикивает, скорее от неожиданности. Конохамару поднимает голову.
- Что случилось? – он замечает кровавую полоску на ее пальце, откладывает книгу в сторону. – Тебе нужен пластырь.
Он привстает на кровати, она откладывает ножик в сторону, - и почему она не догадалась принести с собой нож для фруктов? – жестом останавливает его.
- И кто из нас медик? Не нужно ничего, это маленький порез.
Она слабо улыбается в подтверждение своих слов. Он не отрывает от нее внимательных глаз.
- Больно?
Она качает головой.
- Нет.
Конохамару кивает несколько раз, бросает серьезный взгляд на ее ранку, тянется за ножом, проводит лезвием по своему пальцу – остается такая же полоска, как и у нее. Он внимательно разглядывает ее:
- Да, ты права. Не больно.
Внутри у нее все загорается от возмущения, она резко встает:
- Ты дурак, На… - и она осекается.
Он молчит несколько секунд, поправляет тихо:
- Конохамару.
- Конохамару, - покорно повторяет она и садится обратно, выдыхает. – Прости.
Он неопределенно пожимает плечами, берет с тарелки яблочную дольку, отправляет ее в рот, возвращается к книге. Пока он читает, они снова молчат, вот только Сакура бросает короткие виноватые взгляды на его лицо. Вроде бы, да, чуть не назвала его чужим именем, с кем не бывает, но с другой стороны, она хотела сказать «Наруто», и от этого внутри все переворачивается. Она знает, что Конохамару любит и уважает его, но последние несколько лет посвятил поиску своего собственного пути, своих целей в жизни, отличных от целей Узумаки. Это имя для него – имя человека, направлявшего и поддерживающего его, но не его собственное.
Ей хочется закрыть лицо руками или уйти, но она не может. Сама не знает почему.
Он заканчивает читать, протягивает ей книгу, с виноватой улыбкой она принимает ее из его рук. Они случайно соприкасаются пальцами – почти незаметно, но она все равно реагирует на его тепло короткой дрожью в коленках. Вдруг она замечает, что выражение его лица становится почти сердитым, и ей хочется рассмеяться, вспоминая, что за этой маской он обычно прячет свое смущение. Он молчит еще несколько секунд, смотрит на нее исподлобья – есть вещи, которые не может стереть даже время, произносит тихо:
- Сакура-чан, можно попросить тебя об одолжении?
Она задумывается на пару секунд, кивает. Он поднимает голову – взгляд снова становится прямым и открытым.
- Поцелуй меня.
Ей снова хочется смеяться, но Конохамару серьезен, очевидно, для него это важно, поэтому она не позволяет себе даже улыбки. Ей не нужно много времени, чтобы обдумать эту просьбу, она кивает:
- Хорошо.
Конохамару удивлен и, кажется, теперь еще больше взволнован. Он садится на кровати, нерешительно наклоняет к ней голову, почему-то избегая смотреть в глаза. Сакура еще раз тепло улыбается, подумав про себя: «Мальчишка же…», протягивает руку, зарывшись пальцами в короткие темные волосы, привлекает ближе. Когда она касается его губ своими, она чувствует какое-то странное, почти забытое ощущение в груди, пытается отстраниться, но он тянется за ней, тянется к ней. Она улыбается про себя, снова прижимается к нему, на этот дольше, кладет вторую руку на его грудь – под ее пальцами часто-часто бьется его сердце. Ей хотелось бы большего, гораздо большего, и Наруто пропадает из нее, ее пьянит это ощущение свободы, но это же просто поцелуй и просто Конохамару. Этого поцелуя с ним (кто бы мог подумать – с ним!) ей мало, невыносимо мало, но разум подсказывает ей, что она не вправе хотеть от него большего.
Конохамару кладет на ее руку свою, сильнее прижимает ее к своей груди, надавливает языком на нижнюю губу. Ей нужно отстраниться, улыбнуться и уйти, и прийти завтра, и навещать его дальше, и делать вид, что ничего не случилось, но у его губ какой-то особенный вкус, о котором она даже не предполагала. А потому она лишь сильнее прижимается к нему всем телом, приоткрывает рот, разрешая, поддаваясь. Он мягко касается языком ее неба, а она чувствует себя все пьянее и пьянее от его запаха. Ее рука гладит его по груди, перемещается на спину, притягивая ближе. «Это же Конохамару, это тот маленький мальчик, который…» - она пытается думать, пытается себя в чем-то убедить, но это несмелое сопротивление своим ощущениям абсолютно бесполезно. Она может только беззащитно и шумно дышать, когда он толкает ее на кровать, накрывает своим телом, поцелуй становится более жадным, глубоким, отчаянным. Она обводит руками его спину, краем сознания понимая, что, возможно, мальчик вырос, стал сильным, - она чувствует твердые мышцы под пальцами. Выдыхает - воздуха становится непоправимо мало. Он возбужден, она понимает это всем телом, и от этой мысли сама возбуждается еще больше, запускает руки под его футболку. Больше.
Конохамару отрывается от ее губ, вглядывается в ее лицо, а она даже боится представить, как выглядит сейчас – с румянцем на щеках и полубезумным блеском в глазах, но он, кажется, доволен увиденным, спускается чуть ниже, покусывает линию скул, покрывает поцелуями шею. Она выдыхает: «Конохамару…», - и он снова поднимает голову, улыбается такой знакомой улыбкой.
Осознание пронзает ее насквозь. Он появляется перед ее глазами, и внутри все сжимается, снимается, обжигает.
Наруто. Наруто. Наруто-Наруто-Наруто. Наруто. Единственный. Наруто…
Она упирается руками в плечи Конохамару, пытаясь его остранить, он смотрит на нее непонимающим взглядом. Она говорит тихо и сбивчиво:
- Ты хороший. Мне надо идти. Хороший… Спасибо.
Она вылетает из его палаты, чувствуя себя разбитой, предавшей Наруто, саму себя.
В эту ночь ей не удается заснуть.
***
Следующие несколько дней пролетают в каком-то безумном ритме, она устает от всего и ничего не хочет. Ино наблюдает за ней с беспокойством, но не спрашивает, все больше молчит или смотрит в окно. Сакура чувствует, что ей нужно, до боли нужно рассказать ей, высказаться, убить это свое состояние словами, обсудить, но пока не может, не готова. Она знает, кто мог бы помочь ей, снять ее боль своей улыбкой, милой болтовней, но Наруто на миссии, и из-за этого у нее нет спасения.
Наконец, она не выдерживает, трогает Ино за руку:
- Нужно поговорить.
Подруга улыбается.
- Наконец-то.
Сакура рассказывает ей, несвязно, сумбурно, оправдывается, винит во всем себя:
- Как я могла? Он же мальчишка. Если мне будет нужен сын, я его рожу.
Ино закуривает.
- Роди. От него, - Сакура смотрит на нее возмущенно, сжав губы, она выдыхает белесый дым. – Он не такой уж мальчишка – на четыре года тебя младше. Такая разница возмутительна, когда тебе восемнадцать, а ему четырнадцать, но тебе уже двадцать три, Сакура. Он просто чуть младше, вот и все. Он тебе нравится?
Харуно хватает нескольких секунд, чтобы понять ответ на этот вопрос:
- Нравится. Но не в этом дело. Я люблю Наруто, и мне кажется, что я отказываюсь от него. Это как предательство, понимаешь?
- Так это опять этот придурок виноват? Оставил тебя одну, но никак не может честно от тебя отказаться. Он дает тебе надежду, что когда-нибудь вы будете вместе, однако пока сам счастлив, а ты страдаешь по нему, вспоминаешь, прокручиваешь в своей голове его слова, пытаешься найти в них хотя бы какое-то свидетельство его чувств к тебе. Он занимает все твои мысли и никак не может дать тебе ответа – «да» или «нет». Так?
Ино не сводит с нее пристального взгляда, Сакура кивает, коротко, несмело, и тогда Яманака тушит сигарету о край пепельницы, повышает голос:
- Да ни черта! Это не Узумаки виноват. Это ты виновата. Это ты сама не хочешь быть счастливой, потому что боишься. Ты боишься боли и боишься рискнуть, ты всю жизнь такая. Тебе всегда было комфортно со своей тихой любовью. Сначала Саске, потом Наруто, и ты ни за кого из них даже и не думала бороться. Так, создавала иллюзию борьбы, но на самом деле отказывалась от них еще в самом начале. Просто тебе удобно прикрываться невзаимной любовью, это безопаснее, чем бороться за отношения. Сначала ты бегала за Саске, чтобы у Наруто не было шанса, теперь так же поступаешь с Конохамару. Ты трусливая, признай это.
Сакура молчит, вспоминает, как Тсунаде говорила ей: «Нам ничего не дается просто так. Все, что происходит, несет в себе какой-то урок, и, если история повторяется, значит, ты просто не смогла в первый раз пройти через нее, понять то, что необходимо было понять». Она часто дышит, запускает руку в волосы, прикрывает глаза. Ей нужно подумать. Ей нужно подумать обо всем этом. Ино кладет ей руку на плечо:
- Прости. Я не могу смотреть, как ты сама лишаешь себя счастья.
Сакура выдыхает:
- Мне нужно с ним поговорить.
В глазах Ино мгновенно поселяется легкая виноватца – небольшая тень, делающая привычный блеск в глазах чуть темнее.
- Я его выписала вчера. Я же не знала, почему ты его держишь здесь так долго, - она легко ей подмигивает.
Сакура поднимается со стула, хватая ртом воздух. Она не для этого! Ему нужно было находиться здесь. Он был ранен на миссии, поэтому… Она не держала его здесь зря!
Ино улыбается, когда она подходит к двери, кричит вслед:
- И не думай теперь, Сакура, - тебе это всегда очень мешает.
Харуно возмущенно хлопает дверью.
***
Когда она подходит к своему дому, забывает, как дышать, - Конохамару все так же сосредоточенно пинает камни, все так же держит руки в карманах. Все так же ждет ее, как и тогда, когда пообещал защищать ее. Она подходит ближе, он произносит смущенно:
- Я хотел тебе книгу отдать, но забыл ее дома…
Она берет его за руку, сжимает пальцы.
- Ты все еще хочешь спасти меня?
Его взгляд твердый и уверенный, как никогда.
- Да.
Едва переступив порог дома, она забывается в его объятиях, ядовитого страха больше нет. Впервые она старается разглядеть в нем не маленького мальчика, а молодого мужчину, надежного, сильного, - и находит в нем эту силу, эту надежность. Саске, Наруто все еще в ней, все еще живы, но собственная разделенная нежность больше не кажется предательством по отношению к ним. Она, наконец, понимает, что настоящим предательством были эти глупые чувства, немые просьбы защитить своим безразличием. Она любит их, они много пережили вместе, и Саске когда-нибудь тоже осознает это, и Наруто будет рядом, но Конохамару ей ближе всех. Она не знает, получится ли у них что-нибудь, будут ли они вместе всегда, но сейчас растворяется в его уверенной нежности, в его заботе. Сейчас ей больше ничего не нужно.
***
Ночью она просыпается от отсутствия чужого тепла рядом, открывает глаза – Конохамару осторожно встает с кровати. Она вздрагивает – ей приснилось, что он оставил ее. Она выдыхает:
- Уходишь?
Он оборачивается, и даже сквозь эту полутьму она, наконец, замечает, какими взрослыми и твердыми стали черты его лица. Как же он вырос. Она не хотела этого видеть, но он вырос.
- Нет, хочу окно закрыть. Ты дрожала во сне, Сакура-чан.
Он ложится рядом с ней, накрывает одеялом, гладит по предплечью, прикасается губами к виску. И тогда она понимает. Спустя столько лет в этих прикосновениях она находит причину, почему он так хотел спасти ее тогда, почему решил защищать.
- Не нужно «чан», Конохамару. Пожалуйста.
- Сакура, - произносит он, переплетая свои пальцы с ее.
Конохамару.
Тот, кто останется. Просто – рядом.
![](http://static.diary.ru/userdir/6/4/9/7/649712/58777713.jpg)
@темы: .Мини, Фандом: Naruto, angst, ~ Страсти по..., romance, PG-15